СЛУШАЯ АЭРОДРОМНУЮ ТРАВУ
Мой друг улетел.
Сейчас его очередь. Его первая очередь.
Первая всегда.
Не потому, что я боюсь или чего – то не умею.
Нет.
Просто, незабываемое ощущение первого в этот день одиночного взлёта, полета,
его радость, его приоритет, его неожиданность, я всегда доверяю тому, кто мне близок, кто мне дорог, кто мне сам доверяет и радуется этому первому полету сегодня.
Первый полёт - это ни с чем неописуемое состояние души.
Это, когда на восходе солнца, в полнейшей тишине воздуха, единственными звуками, которого является пение птиц, которых только что коснулись солнечные лучи, и они все сразу, будто их кто- то включил, начинают свой гимн новому дню, каждая из птах по – своему, но все они очень ладно и в унисон создают мелодию нового гимна Новому Дню Земли,
Новому Дню Вселенной. Это единение тебя со всем прекрасным и многообразнейшим миром где бы ты не находился и чем бы не занимался.
Это надо услышать, понять и принять.
Тишина…
В этой утренней звонкой тишине только, что, чихнув пару, раз встрепенулся маленький авиационный моторчик, развернул свои черно – желтые крылышки пропеллера (винт самолета это то же крыло) и потянул всё быстрее и быстрее эту серебристую длинную, с большим размахом рук – крыльев машину, сначала по земле, по едва видимой вблизи, аэродромной взлетной еще мокрой от утренней росы травяной полосе, все быстрее и быстрее, вперёд, а затем и вверх.
Вверх, всё быстрее и выше…
Вот уже под тобой в синей глубокой дымке земля.
Маленькими белесыми сборками из кубиков виднеется внизу город. Уже потерялся из виду твой аэродром.
Видимое снизу просторное и чистое небо вдруг затягивается многослойным пирогом, и ты не видишь ничего, что не только над тобой, но и там, внизу. Не видишь свой аэродром,
не видишь свой город, не видишь солнце, Не видишь даже того места, где, находясь на земле, только что вставало солнце. Ты потерял направление сторон горизонта…
Кругом туманная пелена. Ты не понимаешь, где находишься и не знаешь куда лететь.
А если тебя со всех сторон окружают плотные белесые кучевые облака, то ты не сможешь определить и свое горизонтальное положение в пространстве. Вполне возможно, что ты летишь боком или даже «вверх ногами».
Ориентироваться помогут только приборы: авиагоризонт, GPS навигатор, компас с высотомером и конечно же, и в первую очередь - собственное чутьё.
Плавно, но настойчиво и осторожно ты отклоняешь ручку управления от себя.
Продолжаешь проваливаться в это бесконечное «молоко» и вдруг выныриваешь из него. Выныриваешь как - то боком, почти на «ноже» или вообще в невообразимой плоскости, а всего в сотне метров или меньше под тобой надвигающаяся на тебя земля.
Успей за доли секунды взять в руки себя и свой самолёт.
Выровнять его, сориентироваться, найти свой аэродром, подлететь к нему, зайти на посадку, выровнять и грамотно посадить самолет.
Пот, страх и разбор полетов – это всё когда- нибудь потом.
Сейчас надо просто и спокойно прийти в себя.
Я гоню свои дурацкие мысли и просто лежу на серебристом брезентовом чехле, еще сохраняющим запах и утренний холод нашего самолета и этого утра.
Лежу бесконечно долго на этом брезенте брошенном, на сырую, аэродромную траву, и слушаю, как растёт трава, укатанная самолетными колёсами – дутышами, политая брызгами авиационного масла, сдобренная бензиновыми выдохами небольших авиационных двигателей.
Эта трава, не смотря на свою аэродромную прописку, сохраняет удивительную живучесть.
Она первая, распрямляется из- под снежного зимнего гнёта, когда в округе еще долго будут оседать большие сугробы.
Ты переобуваешь свой самолет. Снимаешь неуклюжие лыжи, ставишь колеса, проверяешь в них давление. Ты запускаешь и прогреваешь мотор, как будто его тепло ускорит таяние снега и высыхание взлетно – посадочной полосы.
Она первая расцветает неприхотливыми, неяркими полевыми цветами, на которых первыми появляются трудяги – шмели и земляные пчёлы…
Не смотря на летнюю аэродромную суету, трава эта настойчиво тянется вверх и её приходится подкашивать, чтобы случайно не задевать винтом при посадке.
Она, еще долго будет сопротивляться наступившей осени, глубокой осени, когда в округе пожелтели и опали с берез листья, почернела и скукожилась под ними некогда пышное разнотравье.
Она будет сохранять свою девственную зелень до самого снега, что заметает и лишает видимой жизни в одночасье всё в наших сибирских просторах.
И в то же время вселяет надежду, что через несколько месяцев, максимум – полгода, терпеливого ожидания снова засияет солнышко, сойдут снега и высохнут вешние ручейки и лужи. Ты снова будешь разгоняться с этой самой, ещё не совсем оттаявшей травы, этого самого аэродрома и уноситься ввысь на крыльях человеческого разума и аэродинамических законов Вселенной.
И еще очень интересно смотреть, прищурив глаза:
Вот где-то там далеко совсем маленький игрушечный биплан, всем известный самолет – долгожитель АН – 2, вдруг качнулся, окутался облачком сизого дыма и весело закрутил своим четырехлопастным пропеллером. Вот он медленно тронулся среди леса состоявшего из крупных стеблей и красных цветов клевера, прополз под ромашкой.
Вслед ему качнулись стебли мятлика.
Пробравшись в этих травяных зарослях двенадцатиместный самолетик развернулся на встречу ветру, побежал, подпрыгнул и взлетел.
Вот он уже самый настоящий и большой только что пронёсся надо мной, увозя группу парашютистов, для их первого утреннего в этот день прыжка.
Нет, это не сон и не обновлённая картина известного французского художника Руссо
Так всё видится, если лежать на траве аэродрома.
Между мной и моим другом, находящимся в самолете нет никакой связи.
Вот он уже надо мной.
Но почему надо мной!
Почему хвостовым оперением ко мне? Ведь он взлетал вперед от меня…
Полосатая штанина от доисторического человеческого купальника, только что безвольно опустившаяся на всю свою длину вниз, вдруг вытянулась горизонтально, эдакой конусной трубой, показывая, что скорость ветра стала значительно больше 10 метров в секунду.
Для наших самолетиков это уже много.
Этот безотказный аэродромный указатель направления и скорости ветра, изобретенный кем – то еще в 19 веке работает и по сей день практически на всех аэродромах мира.
И вот наш самолет, управляемый моим другом, он надо мной.
Он летит вперед, а порывистый ветер относит его назад.
Он летит вперед, летит на встречу солнцу. Но если, находясь в нём, посмотреть вниз, посмотреть одновременно на часть фюзеляжа и на выбранную точку там внизу, то станет ясно, что тебя относит назад.
Назад, не смотря на то, что твой самолёт стремительно, на всех своих максимальных оборотах и показаниях приборов летит вперёд…
Увы, таковы законы аэродинамики.
Я вижу, как мой друг пытается снизиться, летя по своему курсу.
Иначе нельзя.
Если он развернётся боком к ветру, то ветер с ним сыграет непредсказуемую и злую шутку, которая, в лучшем случае может закончиться перебросом его через крыло и поломкой самолёта.
Можно успеть развернуться по ветру, но его унесет очень далеко. Унесет за аэродром, даже за линию железной дороги в поля, откуда уже не влететь. Еще неизвестно, как там он сможет приземлиться. Скорее всего - через капот.
Вот он, резко отдав ручку от себя, уходит очень глубоко вниз.
И лишь перед самой землей, всего в полутора метров от её жесткой и шишковатой поверхности, от десятка метров от надвигающегося поезда с вереницей вагонов, выравнивает самолёт, делает короткую пробежку и, топча педали и далеко отклоняя ручку управления на ветер, что бы не перевернуло, подруливает ко мне.
Глушит мотор, откидывает фонарь кабины и некоторое время сидит молча и неподвижно.
Лишь глаза выдают необыкновенные и очень счастливые мгновения полета,
Мгновения отделяющие человека и пилота от того состояния, которое разделяет известное всем человеческое бытие и то, что пока неизвестно человечеству…
Всё обошлось. Мой друг победил и он счастлив.
«Ну, что, полетишь?» спросил он.
«Давай сначала послушаем, как трава растет» - сказал я.
Ян Боме Тюмень 2013 год