Шиловское поле
Документальный рассказ
Борис КАЛЕГАНОВ
(отрывок из рассказа)
На мототележке без крыла я обкатал взлетную полосу, привыкая к ней и психологически убеждая себя в том, что на взлете никаких неприятностей не будет. На поле дул южный ветерок, однако вершины деревьев на дальнем краю поля сильно наклонялись от ветра, чему я не придал серьезного значения.
Взлет прошел великолепно — через 5 секунд разбега я оторвался от земли, а еще через 6-7 секунд поднялся на высоту деревьев. И тут начались страшные события. Ветер над лесом оказался очень сильным, и главное, боковым, и аппарат автоматически стало разворачивать направо, против ветра. Попытка сохранить прежний курс ни к чему не привела. Пытаясь понять, что же происходит, я забыл про дальнейший набор высоты, и передо мной неожиданно выросли высокие сосны, росшие по краю поля вдоль дороги. Я не растерялся, подал ручку трапеции вперед и легко перелетел сосны. Но во время этой операции аппарат еще сильнее повернул направо, и я уже полетел в направлении, почти обратном взлетному. Я снизил высоту, разворачивание прекратилось, но тут передо мной стали вырастать постройки животноводческого комплекса, расположенного на склоне горы. Я решил отвернуть от них влево, это получилось, но тут передо мной появилась линия электропередачи, причем я летел на уровне проводов. Надо было быстро решать, что делать — пролетать над проводами или «нырнуть» под ними. До проводов оставалось метров 70. Я решил «нырнуть», это удалось, но психологически я уже был сломлен. Страшный стресс навалился на меня за эти краткие 3 минуты. Появились апатия и бессознательное желание прекратить эти опасные эксперименты. И вот, не выключая мотора, на низком угле атаки крыла, на большой скорости я по касательной влетел в какой-то овражек.
Удар аппарата о твердую каменистую землю оказался очень сильным, произошла почти мгновенная остановка. Привязной ремень врезался мне в живот, и в довершение ручка трапеции сильно ударила в грудь. Дыхание остановилось. Я выл и мычал, пытался ухватить раскрытым ртом воздух, дыхание восстанавливалось очень медленно. К тому же появилась боль в пояснице. С большим трудом удалось расстегнуть ремень и выползти на землю. Попытка встать на ноги не удалась —поясница не держала тело.
Сила удара была такой, что у тележки сломались передний пилон, и кресло. Моторная балка тележки начала складываться и прижимать меня к нижней балке. Спасло лишь то, что носок крыла уткнулся в землю и движение мотобалки остановилось, иначе бы меня просто расплющило. Ко мне подбежали люди, косившие недалеко траву. Я их попросил позвать Георгия, который оставался на взлетной полосе и не мог из-за леса видеть, что произошло. Пришел Георгий, позднее приехал на своем автобусе и Василий, появился и третий добровольный помощник. Они разобрали аппарат и погрузили его. В автобус я смог забраться сам с помощью палки. Ощущения были как при приступе радикулита.
Разумеется, я дал себе клятву, что летать больше не буду.
***
В больницу я не пошел, стал отлеживаться дома. Через несколько дней смог пройтись с помощью трости, через неделю стал выходить на улицу, а через две недели уже смог проехать на велосипеде. Ничего страшного со мной не случилось, только ныли сломанные ребра, и было больно кашлять.
По мере улучшения самочувствия я стал забывать о своей клятве. Пришел в гараж, оценил, что сломано у аппарата, что нуждается в ремонте. Мотор не пострадал, а остальное можно было легко отремонтировать. Этим я и стал потихоньку заниматься.
Но меня постоянно тянуло на то поле. Как я уже говорил, у него была какая-то особая аура. Я стал приезжать на это поле, садился с краю в редком лесочке и долго наблюдал протекавшую на нем жизнь. Стояло бабье лето. Трава была давно скошена и уже заметно подросла новая. Насекомые суетились почти по-летнему бурной жизнью. Солнце мягко грело, ветерок шевелил еще сочными зелеными листьями березок. Высоко в воздухе летали необычные громадные птицы, каких никогда не увидишь над городом. Летали они почему-то только парами, возможно, готовились к осеннему перелету. К вечеру в конце поля проходило стадо коров.
Я наблюдаю все это, и передо мной, как в тумане, проходят воспоминания о моей, в общем-то, неудавшейся жизни. Что такое я, и как ничтожна моя жизнь по сравнению с этим спокойным великолепием! Все заведено как часы, и через несколько лет поле будет жить той же жизнью, что и сейчас. Я тут промелькнул как случайность, как недоразумение, как идиот, вдруг пожелавший полетать. А в природе летают не от желания, а от суровой необходимости. И поле мое только на вид мирное, здесь все время идет борьба, все стремятся выжить. И птицы летают не от удовольствия, а чтобы найти пищу. Они, может, лишь иногда позволяют себе расслабиться, когда начинают играть в воздухе.
Буду ли я еще летать? Не знаю. Может, буду, а может, и нет. Аппарат есть, но дело уже не в нем, а во мне. Зачем мне все это нужно? Неужели это только наркотик, который уводит меня от серой прозы жизни, помогает задавить боль, которая, несомненно, все время живет во мне? Не знаю.